di Semen Chanin (trad. di Elisa Baglioni)

 

Esce in questi giorni nella collana “La Punta della Lingua” per le edizioni Italic Pequod Sessione di ipnosi, nuovo libro di poesie di Semen Chanin nella versione di Elisa Baglioni.

 

Semen Chanin è nato nel 1970 e vive a Riga, in Lettonia. Poeta di lingua russa e traduttore di poesia lettone, è curatore di numerose raccolte in versi dedicate ai due orizzonti linguistico-culturali. Proficua, inoltre, la sua collaborazione con il collettivo di poeti lettoni Orbìta, che da oltre venti anni unisce la pratica testuale alle sue ramificazioni verbo-audio-visive-performative. Le opere di Chanin, tradotte in numerose lingue, sono state pubblicate in italiano nelle antologie “Nell’Orbita di Riga” (L’Obliquo 2006) e “Deviando sollecito dalla rotta” (Stilo 2016) e nel libro “Omissis” (Miraggi, 2017). In Sessione di ipnosi, secondo volume di Chanin in italiano, l’io lirico sembra ancor più elusivo e incline a frammentarsi in molteplici piani. All’insegna di un fraintendimento percettivo che assume i contorni di una condizione ontologica.

 

Da “Sessione di ipnosi”

 

che ne dite di spostare la sessione di ipnosi a martedì? c’è posto fino a pranzo

chi può? possono tutti?

 

non vedo le mani. uno, due. bene, la spostiamo

 

compiti per casa: alleniamo lo sguardo ad appannarsi

mesmerizziamo gli oggetti inanimati

pratichiamo istintivi scatti d’ira

 

e non dimentichiamoci di eseguire le cadute all’indietro

 

per la prossima volta portate qualcosa

di caldo e le funi da rosicchiare

 

 

давайте перенесем сеанс гипноза на вторник,

                                                      там свободно до обеда

сможете? все могут?

 

не вижу рук. раз, два. итак, переносим

 

домашнее задание: тренируем распокусировку взгляда

месмеризируем неодушевленные предметы

рефлекторно впадаем в ярость

 

и не забываем безопасные падения на спину

 

в следующий раз захватите с собой что-то

теплое и веревки, чтобы было что грызть

 

*

 

respinto dalla vita a riva

con una violenta onda d’urto

come un automa vai verso la cabina

 

sfili le pinne

fai nuove amicizie

fissi lo sguardo su ombelichi discinti

 

ombelichi che lanciano in risposta occhiate idrorepellenti

creme solari che si stendono in strati spessi

le tue cicatrici si asciugano insieme alla sabbia

 

la lava rosata e tiepida i formaggini fusi il burro chiarificato

ricordano alla lontana una marea

sembra che tu ti sia definitivamente scottato

 

si avvicinano i bagnini

con guanti neri da pugile

in topless

i puffete e gli splash sono imminenti

 

l’acqua restituisce una scarpa corrosa dal sale

 

un altro colpo di sole come questo

e ti ritrovi mollusco

 

 

выброшенный из жизни на этот пляж

сильной взрывной волной

на автопилоте идешь к раздевалке

снимаешь ласты

заводишь новые знакомства

пялишься на голые пупки

 

пупки отвечают водонепроницаемыми взглядами

толстым слоем лежит крем для загара

рубцы на тебе запекаются вместе с песком

это отдаленно напоминает прилив

тепловатая розовая лава плавленые сырки топленое масло

похоже ты окончательно обгорел

приближаются пляжные спасатели

в черных боксерских перчатках

топлесс

все ближе и ближе доносится плюх и бултых

 

водой вынесло поеденную морской солью кроссовку

еще один такой солнечный удар

и тебе моллюск

 

*

 

rimosso accuratamente lo strato superiore degli acuti

permane il brusio insettoide di meccanismi

che muovono miriadi di zampette

 

un rombo grave

 

le gambe della dea della corsa con un salto, un volo rapido

rimangono avviluppate in un ralenti improvviso fino alle ginocchia

 

chi distende le punte, chi rallenta il passo

non sai

chi deve ancora aprire adagio il mantice

 

ma tornano le voci insettivore, chiamano dal nokia

 

che numero ha fatto? sento tristezza nella sua voce

ma chi è che parla? ha riagganciato lei?

è caduta la linea?

 

la dolcezza della frenata che risuona in labirinti vuoti

nella loro totale insensibilità agli stimoli esterni

con la complicità dei labirinti pieni

 

 

аккуратно снят верхний слой высоких голосов

осталось насекомое гуденье механизмов

перебирающих бесчисленностью лапок

 

низкий гул

 

ноги богини бега в прыжке, в стремительном полете

увязли в рапиде вдруг по колено

 

кто тянет тут носок, кто длит шаг

не скажешь

кому-то ведь надо еще растягивать медленно мех

 

вернутся насекомоядные голоса, зовут из нокии

 

кому вы звоните? по голосу слышно, что вы

расстроены, но кто вы? это вы бросили трубку?

само нажалось?

 

нега торможения вползающая в пустые завитки

при их абсолютной нечувствительности к внешним раздражителям

при попустительстве полных

 

*

 

 

il professore aveva alcune stravaganti

teorie che ci impartiva a lezione

il passato, il presente e il futuro

sono il crudo, il bollito e il soffritto

il futuro è il crudo, poi lo si lascia bollire

nel presente, dopo lo si rosola

a fuoco dolce, e col tempo

rimarranno i resti bruciacchiati. con quegli avanzi

cerchiamo di capire qual era il piatto

e da quali ingredienti era composto

il professore se n’è andato da tanto, i tempi sono cambiati

è giunto il secolo dei microonde, l’era

del teflon, l’epoca delle piastre a induzione

la cultura del sottovuoto e del crudismo. sorbendoci uno smoothie

entriamo in confusione. torna in mente il professore

che prende il carboncino cancerogeno, lo succhia

coi denti lo spacca, sputa e bestemmia

 

 

у профессора свои заморочки
по теории, что он нам давал на лекциях
прошлое, настоящее и будущее —
это сырое, вареное и жареное
будущее — сырое, потом оно варится
в настоящем, а после обжаривается
на медленном огне, и от него со временем
останутся шкварки. по жареным кускам
мы пробуем понять, что там было за блюдо
и из чего же это оно было приготовлено
профессора давно нет, теперь другие времена
настал век микроволновок, пришла тефлоновая
эпоха, эра индукционных плит, культура су-вид
и сыроядения. потягивая смузи
наш разум смущен. вспомнилось как профессор
берет канцерогенный уголек, обсасывает
разгрызает его, плюется и матерится

 

*

 

 

in piedi a un passo dalla tomba, a un passo da tutte le tombe

mi rivolgo a nome degli elementi instabili

a nome degli inclinati, degli scrollati e immobilizzati

a nome dei membranosi e impersonali

a nome dei restanti soggetti, a nome della nazionalità caucasica

a mio nome ormai venuto a noia a tutti

e a nome dei restanti organi e parti del corpo e dell’universo

mi rivolgo a nome anche del nome

mi rivolgo con insistenza e a piena voce

ai cespugli e agli alberi liberi

ai coleotteri-blatte-et similia, alle fosse, alle fossette e ai buchini

a coloro ancora in grado di tenere la propria piccola

e raggrinzita arma con la canna in alto

alle leguminose

al firmamento progressista e insomma all’orizzonte:

compagni! amici! signore e signori! cagnolini!

in questo istante, quando gli occhi di tutto il mondo sono incollati ai binocoli

quando le braccia di tutta l’umanità, dei lavoratori

                                    dell’industria del legno, di zia sonja

                                    delle acerine con la lettera maiuscola

                                    dei carassi con la minuscola

                                    e degli abramidi tra la minuscola e la maiuscola

impegnati unicamente nella più utile delle occupazioni

in questo momento mi rivolgo a voi con l’appello:

portatevi in posizione eretta!

gambe divaricate in linea con le spalle!

rimettete tutto a posto!

premete la fronte bollente sul vetro notturno!

e uno due tre e quattro!

e uno due tre e quattro!

 

 

стоя на краю могилы, на краю всех могил
я обращаюсь от лица всех нестойких элементов
от лица скособоченных, и перелопаченных, и затертых
от лица перепончатокрылых и обезличенных
и от всех прочих лиц, и от лиц кавказской национальности
и от своего поднадоевшего всем лица
и от прочих органов и частей тела и вселенной
я обращаюсь от лица и самим лицом
обращаюсь настойчиво и в полный голос
ко всем свободным кустам и деревьям
ко всем жукам-тараканам, к ямам, ямочкам и ложбинкам
ко всем, кто еще в силах держать свое маленькое

сморщенное оружие дулом вверх

ко всем стручковым
ко всему прогрессивному небосводу и собственно к горизонту
товарищи! друзья! дамы и господа! маленькие собачки!
в эту минуту, когда глаза всего мира прикованы к биноклям
когда руки всего человечества, и работников

лесного хозяйства, и тети Сони
всех ершей с большой буквы
всех карасей с маленькой
и всех подлещиков с маленькой на большую

заняты только одним, самым полезным делом
в эту минуту я обращаюсь к вам с призывом
встаньте ровно!
поставьте ноги на ширину плеч!
положите всё на место!
прижмитесь горящим лбом к ночному стеклу!
и-раз, и-два, и-три, и-четыре
и-раз, и-два, и-три, и-четыре!

 

*

 

al risveglio ogni volta in un nuovo

strano posto con divieto d’ingresso

ignorando cosa ci sia di là dalla finestra

cosa aldilà di tutto questo si sia fermato

nell’attesa d’un tratto potrebbe balzare

allo sguardo il proprio viso arcinoto

che fa l’occhiolino per mascherare la paura

di non essere più da solo

 

 

просыпаясь каждый раз в ином
неположенном странном месте
не зная даже что стоит за окном
что за всем этим стоит в бездействии
выжидая попадется ли вдруг
на глаза до боли знакомое и свое
лицо, моргнет, чтобы скрыть испуг
от того что застало себя вдвоем